Детский праздник, на который детям нельзя

Сегодня прочитал в новостях, что Австралия запретила подросткам до 16 лет регистрироваться в социальных сетях. Франция требует родительского согласия для пользователей до 15. Великобритания строит систему «высокоэффективной проверки возраста». Америка ужесточает правила сбора детских данных. Россия маркирует контент цифрами в углу экрана. По всему миру — от Сиднея до Москвы — государства соревнуются в том, кто убедительнее изобразит заботу о детях.

И почти везде эта забота выглядит одинаково: построить турникет.

Не убрать угрозу. Не сделать среду безопаснее. Не научить справляться с рисками. А просто не пустить. Повесить табличку. Переложить ответственность на того, кто не может возразить. И отчитаться: «Мы защитили детей».

Я хочу разобрать эту логику — не потому что против безопасности, а потому что вижу, как под флагом безопасности всё чаще происходит нечто противоположное. Как защита превращается в изоляцию. Как забота становится контролем. И как общество, которое не хочет решать сложные проблемы, раз за разом выбирает простые решения — и платят за это те, кого вроде бы собирались защитить.

Сцена, которая объясняет всё

Чтобы не говорить абстрактно, давайте представим детский праздник в школе или в ДК. Ёлка, гирлянды, запах мандаринов, конфеты в целлофановых пакетах. Дед Мороз с микрофоном пытается вести программу, ведущая старается удержать сюжет, а детям не нужен никакой сюжет — им нужен движ. Они бегают так, как бегают только дети: без экономии энергии, без оглядки, без постоянного внутреннего голоса «как я сейчас выгляжу». Родители стоят по периметру зала — кто-то улыбается, кто-то снимает на телефон, кто-то устало листает ленту, но все как-то внутренне держат границу. Это детское пространство. Оно должно быть безопасным.

И вот неожиданно в зале появляется человек, который не должен быть рядом с детьми. Он пьян, небрит и неопрятен. Его слегка пошатывает. И вид у него отталкивающий.

Он ещё ничего не сделал. Но теоретически может. Может начать материться. Может предложить глотнуть пивка из пластиковой бутылки, которую держит в руке. Может вести себя так, что у детей внутри включится то самое чувство — «мне неприятно, но я не понимаю почему». Может нарушить границу одним взглядом, одним жестом, одной фразой. Из тех персонажей, которых нормальная среда должна отталкивать автоматически, как организм отталкивает занозу.

В нормальном мире решение очевидно. Взрослые собираются, берут этого человека под локоть и выводят за дверь. Спокойно, но твёрдо. Не детей уводят домой, а взрослого выводят из пространства, где присутствуют дети. Делают неудобно нарушителю, а не тем, кого защищают. Цена ложится на того, кто создаёт риск.

А теперь давайте решим эту проблему в стиле современной законодательной практики.

Вместо того чтобы вывести взрослого, организаторы меняют правила так, чтобы детям было нельзя присутствовать на детском празднике до определённого возраста. А когда возраст наступит — вход будет по паспорту, чтобы доказать, что «ты уже подрос». И всё это с пафосным заявлением: «Мы обеспечили безопасность».

Вот ровно так в последние годы всё чаще выглядит «защита детей» в цифровом мире. Не выбивание плохих взрослых и вредных практик из среды. Не работа с теми, кто создаёт угрозу. А перестройка среды так, чтобы тем, кого защищают, стало сложнее в ней находиться.

Почему ищут там, где светло

Запретительство не обязательно рождается из злобы. Чаще — из удобства и политической выгоды. Это важно понимать, чтобы не демонизировать людей, которые принимают такие решения, но и не давать им индульгенцию.

Реальная безопасность детей — это сложная задача. Тяжёлая, долгая, неблагодарная. В офлайне она требует скучных, дорогих, системных решений: поддержки семей в трудной ситуации, доступных психологов и социальных служб, работы с домашним насилием, профилактики зависимостей, нормального разговорного языка про согласие и границы, умения взрослых быстро вмешиваться и не делать вид, что «само рассосётся». Это многолетняя работа, у которой нет красивой даты «вступает в силу» и которая не помещается в короткий заголовок новости.

Интернет выглядит как идеальная площадка для демонстрации решительности. Там есть несколько крупных ворот — платформы. У платформ есть интерфейсы и правила. У правил есть санкции. Всё легко переводится в процедурные формулы: «ввести возрастной порог», «обязать проверять», «выписать штраф». Можно собрать пресс-конференцию, показать слайды, назвать дату. Политически это почти беспроигрышно: ведь кто будет публично спорить с «защитой детей»? Кто рискнёт выйти и сказать: «Подождите, это не работает»? Ему тут же прилетит: «Вы что, против безопасности детей?»

И есть ещё один момент, о котором редко говорят вслух, но который определяет логику происходящего: ограничивать подростков политически безопасно.

Подростки не голосуют. У них нет лобби. Нет профессиональных ассоциаций. Нет юридических бюджетов, чтобы оспаривать законы в судах. Нет медийных ресурсов, чтобы формировать повестку. Их право на участие в общественной жизни воспринимается не как право, а как привилегия, которую взрослые могут дать или отобрать. Поэтому если нужно показать быстрый результат, проще всего ударить по тем, кто не может ударить в ответ.

Так получается классический сюжет про ключи под фонарём. Человек потерял ключи в тёмном переулке, но ищет их под фонарём — потому что там светло. Проблему удобнее «решать» там, где видимость высокая, сопротивление низкое, а отчётность простая.

Австралия: как выглядит запретительство в режиме «мы это всерьёз»

Австралия сейчас — главный мировой полигон для изучения того, что происходит, когда государство решает не ходить вокруг да около.

С 10 декабря 2025 года для платформ, попадающих под определение «age-restricted social media», установлен минимальный возраст 16 лет. Платформы обязаны предпринимать «разумные шаги» (reasonable steps), чтобы люди младше 16 не могли создавать или сохранять аккаунты. Ответственность и штрафы направлены на бизнес, а не на самих подростков. Отдельно подчёркивается, что граждане не обязаны подтверждать возраст через государственные документы — хотя платформам всё равно нужно как-то обеспечивать требуемый результат.

На уровне принципа это выглядит даже симпатично. Наконец-то ответственность пытаются направить вверх, в сторону тех, кто строит среду и монетизирует её. Не ребёнка наказывают за то, что он зарегистрировался, — штрафуют корпорацию, которая его пустила.

Но на уровне механики начинается самое интересное.

Чтобы платформа действительно не пускала младше 16, она должна уметь отличать 15-летнего от 16-летнего не на словах, а технически. Галочка «мне есть 16» не работает — любой ребёнок поставит галочку и пойдёт дальше. А значит, неизбежно появляется то, что называется age assurance: проверка возраста по документам с биометрией, оценкой возраста по лицу с помощью алгоритмов, анализом косвенных сигналов, комбинированными системами.

И вот здесь всплывает вопрос, который запретители обычно стараются обойти: турникет на входе почти никогда не остаётся «только для детей».

Если ты строишь инфраструктуру проверки возраста, она почти неизбежно начинает касаться всех. Потому что иначе система дырявая: подросток просто указывает дату рождения «постарше» — и готово. Чтобы это предотвратить, нужно проверять не только тех, кто выглядит молодо, а вообще всех новых пользователей. И внезапно «ради защиты детей» ты строишь систему, в которой каждому нужно где-то подтверждать возраст или проходить процедуру «докажи, что ты взрослый». И поскольку мы имеем дело с электронной системой, не получится обойтись без документа, как при покупке алкоголя в «Пятёрочке», где у явно взрослых людей паспорт не спрашивают.

И вот на ровном месте вырастает новая экосистема рисков: базы данных с биометрией, которые могут утечь; сервисы верификации, которые собирают информацию о пользователях; рынок «аккаунтов напрокат» для тех, кто не хочет светить документы; серые посредники, которые за деньги «подтвердят» любой возраст. И всё это ради того, чтобы не пускать детей на праздник — вместо того чтобы выкинуть с праздника тех, кто представляет угрозу.

Это не теоретическая страшилка. Закон ещё толком не заработал, а конфликты уже начались. Reddit подал иск, оспаривая применение запрета и поднимая вопросы приватности и свободы политической коммуникации. Дискуссия вышла далеко за рамки «дети слишком много скроллят». Речь идёт о том, как будет устроен доступ к публичному пространству вообще — для всех, не только для подростков.

Франция: «родительское согласие» как замок на неправильной двери

Франция выбрала вариант, который на первый взгляд кажется мягче и человечнее. Закон 2023 года требует, чтобы для регистрации в соцсетях пользователями младше 15 лет было получено родительское согласие. Платформы обязаны проверять и возраст, и факт такого согласия.

На бумаге это выглядит как золотая середина. Мы не запрещаем ребёнку доступ к социальной жизни целиком — мы просто говорим: «Рядом должен быть взрослый, который разрешит». Семья решает. Государство не лезет в каждый дом. Все довольны.

Но именно тут бумага особенно ярко расходится с жизнью.

Подумайте о том, как это работает в благополучной семье. Ребёнок приходит к родителю: «Мне нужен аккаунт, у всех в классе есть». Родитель вздыхает, открывает форму, ставит галочку, подтверждает — и идёт дальше заниматься своими делами. Никакой дополнительной защиты не появилось. Никакого разговора о рисках не случилось. Это просто бюрократическая процедура, которая создаёт ощущение, что «мы что-то оформили». Формальность, за которой ничего не стоит.

А теперь подумайте о том, как это работает в неблагополучной семье.

Там «родительское согласие» может означать совсем другое. Не заботу — а контроль. Не разрешение — а инструмент наказания. Или просто отсутствие участия: родителю не до того, родитель не понимает, о чём речь, родителя физически нет рядом. Или — и это самый тяжёлый случай — родитель сам является источником угрозы, от которой ребёнку нужно защищаться.

И тогда закон, который декларируется как защита, превращается в механизм изоляции. Те дети, которым внешняя поддержка, внешние связи, внешний мир нужны сильнее всего, — получают к ним меньше всего доступа. Ребёнок из нормальной семьи легко получит разрешение и войдёт в социальное пространство. Ребёнок из семьи, где всё плохо, останется за дверью — один на один с тем, от чего он, возможно, пытался сбежать.

Это неприятная мысль, но её важно проговаривать: некоторые «защитные» конструкции усиливают не безопасность, а социальное неравенство. Одним — доступ к миру. Другим — тишина и изоляция. И чем уязвимее ребёнок, тем выше вероятность, что именно он окажется по ту сторону двери.

Великобритания: уроки, которые не выучили

Британский Online Safety Act устроен не как прямой «запрет соцсетей», а как система обязанностей платформ. Оценка рисков, меры по защите детей, и — важный элемент — «высокоэффективная проверка возраста» (highly effective age assurance), чтобы несовершеннолетние не получали доступ к порнографии и определённым видам вредного контента. С 25 июля 2025 года это оформлено как юридическая обязанность.

Это кажется более точечным подходом, чем австралийская отсечка «до 16 — вообще никакого аккаунта». Взрослым — взрослое, детям — детское. Логично звучит.

Но Великобритания интересна тем, что она уже проходила полный цикл «давайте введём возрастную верификацию — и всё станет безопасно». И этот цикл закончился показательным провалом.

В Digital Economy Act 2017 был заложен масштабный механизм возрастной проверки для коммерческой порнографии. Идея была красивая: сайты обязаны проверять возраст, нарушителей штрафуют или блокируют, дети защищены. На практике закон увяз в бесконечных переносах сроков, технических спорах и вопросах о приватности. В итоге правительство объявило, что соответствующую часть закона вообще не будут вводить в действие. Механизм, который должен был стать образцом для мира, остался на бумаге.

Урок здесь не в том, что «ничего нельзя регулировать» — это было бы слишком простое заключение. Урок в том, что возрастная проверка — не волшебный ключ, который открывает дверь к безопасности.

Если сделать проверку жёсткой — появляются серьёзные риски для приватности всех пользователей, не только детей. Базы данных с документами и биометрией становятся лакомой целью для хакеров. Люди начинают избегать легальных сервисов и уходить туда, где документы не спрашивают.

Если сделать проверку мягкой — появляется массовый обход. Дети быстро учатся нажимать нужные кнопки и указывать нужные даты.

И в любом случае рядом возникает рынок обходных решений. «Аккаунты напрокат». Сервисы, которые за небольшую плату «подтвердят» любой возраст. VPN и прокси для доступа к заблокированным ресурсам. Чем строже барьер — тем изобретательнее способы его обойти.

Что на самом деле происходит, когда вводят запреты

Есть иллюзия: если мы что-то запрещаем, значит, мы это что-то реально предотвращаем. Но запрет слишком часто предотвращает не вред — а видимость вреда. Явление никуда не девается. Оно просто уходит туда, где его сложнее увидеть.

Первое, что происходит — массовый обход.

Это не означает, что «дети плохие» или «молодёжь не уважает правила». Это означает, что дети — нормальные. Они живут в мире, где социальные сети — не развлечение, а социальная ткань. Там их друзья, их сообщества, их способ договориться о встрече и обсудить домашку, их доступ к информации и к людям, которые переживают похожее. Иногда — их единственное окно во внешний мир, если дома или в школе всё плохо.

Когда такому ребёнку говорят «нельзя до 16», он не превращается в философа и не начинает размышлять о мудрости законодателя. Он ищет способ. И почти всегда находит. Британский регулятор Ofcom фиксировал, что значительная доля детей обходит возрастные ограничения простейшим способом — указывая при регистрации дату рождения, которая делает их совершеннолетними.

И вот в этот момент происходит важная вещь: система учит ребёнка, что правильный ответ на официальный вопрос — это ложь. Не ответственность, не осознанность, не разговор о рисках. Ложь как навык выживания в мире взрослых правил.

Второе, что происходит — вытеснение в тень.

Когда крупные платформы — те, у которых есть модерация, правила сообщества, механизмы жалоб, какая-никакая ответственность — начинают закручивать гайки, часть пользователей уходит на менее известные платформы и в закрытые пространства. И это, строго говоря, делает их более уязвимыми, а не менее.

На маленькой платформе меньше ресурсов на модерацию. Меньше прозрачности. Меньше инфраструктуры для реагирования на проблемы. Если что-то пойдёт не так, помощи ждать неоткуда. В обсуждениях последствий австралийского закона это уже звучит как один из главных рисков: подростки перемещаются в менее известные приложения, где защиты меньше, а не больше.

Метафора с праздником работает и здесь. Вы не выгнали неприятного взрослого из зала. Вы запретили детям приходить на официальный праздник — и они пошли праздновать в подворотню. Где неприятных взрослых никто не контролирует.

Третье, что происходит — и это самое долгосрочное, поэтому меньше всего интересует политиков — это формирование двойной морали.

Когда ребёнок растёт в среде, где официальная версия мира расходится с реальной, он учится жить в двух реальностях одновременно. В официальной версии «этого нет» — секса нет, алкоголя нет, опасных тем нет, всё стерильно и безопасно. В реальной версии всё это есть, но обсуждать нельзя, спрашивать совета нельзя, признаваться, что ты с этим столкнулся — нельзя.

У ребёнка формируются две личности: для взрослых — «правильная», для своих — настоящая. И вот эта привычка жить в двух реальностях потом остаётся надолго. Не только в отношении секса или алкоголя — в отношении правды вообще. Мы удивляемся, откуда во взрослом обществе столько лицемерия, почему люди говорят одно и делают другое. А это не врождённое. Это натренированное. Мы сами это воспитываем — каждым запретом, который учит не ответственности, а конспирации.

Когда государства умеют говорить о реальности

Справедливости ради: не всё, что делают государства в этой сфере, — имитация и запретительство. Есть примеры, когда регулирование пытается работать с реальностью, а не прятаться от неё.

Япония в 2023 году подняла возраст сексуального согласия с 13 до 16 лет и серьёзно пересмотрела законодательство о сексуальных преступлениях, укрепив понятие неконсенсуального секса и отношение к насилию.

Это не попытка «запретить тему». Это признание: тема есть, риски есть, насилие есть — значит, нужно защищать человека, наказывая нарушителя. Не делать вид, что секса не существует до какого-то возраста. Не стерилизовать информационное пространство в надежде, что подростки ни о чём не узнают. А выстраивать норму, которая работает против тех, кто причиняет вред.

Это взрослый разговор. Он признаёт, что молодые люди — люди, а не хрупкие предметы, которые нужно держать в вакуумной упаковке до совершеннолетия. Он направлен на то, чтобы сделать цену нарушения высокой для нарушителя, а не сделать жизнь сложнее для всех остальных.

Британский Age Appropriate Design Code от ICO — другой пример того, как можно думать иначе. Это не «детям нельзя», а «сервис обязан проектировать продукт так, чтобы по умолчанию было безопаснее». Приватность по умолчанию. Минимизация сбора данных. Осторожность с профилированием и алгоритмическими рекомендациями. Запрет манипулятивных интерфейсов, которые подталкивают к определённому поведению. Прозрачность и ответственность.

Эта логика взрослая. Она бьёт по дизайну и бизнес-практикам, а не по детям. Она не выгоняет детей с праздника — она запрещает продавать на празднике алкоголь и требует, чтобы организаторы думали о безопасности пространства.

Американский COPPA — несовершенный и устаревший во многих отношениях закон — тем не менее показывает, что можно повысить стоимость работы с детскими данными для бизнеса. Когда регулятор реально штрафует и доводит дела до публичности, индустрия получает сигнал: детская аудитория — не бесплатный ресурс для монетизации. Дети — не товар.

Это всё примеры одной логики: делать неудобно тому, кто создаёт риск, а не тому, кого от риска защищают. Выводить из зала взрослого, который не должен там быть, а не вешать на дверь табличку «детям до ХХ вход воспрещён».

Что стоит за всем этим

Когда государство выбирает запрет вместо работы со средой, это почти всегда означает одно из двух.

Либо государство не понимает, как устроена проблема, которую оно пытается решить. Это бывает — цифровой мир сложен, меняется быстрее, чем законодательные процессы, и люди, которые принимают решения, часто не имеют личного опыта жизни в этом мире. Они смотрят на соцсети так, как смотрели бы на игровые автоматы или ночные клубы — как на «опасную зону», куда детям ход должен быть заказан.

Либо — и это чаще — государство понимает, но выбирает лёгкий путь. Потому что настоящая работа требует времени, денег и политической воли, а результат будет виден нескоро. Запрет же можно принять сегодня, объявить о нём на пресс-конференции завтра и поставить галочку «защита детей» в предвыборной программе послезавтра.

В обоих случаях расплачиваются те, кого обещали защитить. Подростки, которые теряют доступ к социальной жизни, к информации, к поддержке, к сообществам по интересам. Подростки, которые учатся врать и обходить, потому что система не оставляет им честного пути. Подростки, которые уходят в тень, где защиты нет вообще.

А ещё расплачивается всё общество. Потому что инфраструктура контроля, построенная «ради детей», почти никогда не остаётся только «для детей». Она разрастается. Возрастная верификация превращается в верификацию вообще. Контроль доступа превращается в контроль контента. «Защита от вредного» превращается в инструмент определения того, что считать вредным.

Каждый турникет, поставленный с благими намерениями, становится прецедентом для следующего турникета. И когда-нибудь мы обнаруживаем себя в мире, где вход в публичное пространство требует доказательств, что ты достоин в него войти.

Как выглядит настоящая защита

Критика запретов не означает «оставить всё как есть» и не означает «пусть дети сами разбираются». Это означает направить усилия туда, где они реально работают.

Настоящая защита — это когда неудобно становится тому, кто создаёт угрозу, а не тому, кого от угрозы защищают.

Это требования к дизайну платформ, которые заставляют бизнес думать о безопасности как о базовом условии, а не о факультативном украшении. Приватность по умолчанию. Прозрачность алгоритмов. Ограничения на манипулятивные механики. Ответственность за то, что происходит на платформе.

Это реальное применение существующих законов против тех, кто причиняет вред. Груминг, травля, распространение материалов сексуального насилия, мошенничество — для всего этого уже есть законы. Вопрос в том, применяются ли они, есть ли ресурсы на расследования, работает ли система.

Это механизмы жалоб и быстрой помощи, которые реально работают. Не формальная кнопка «пожаловаться», после нажатия которой ничего не происходит, — а система, которая реагирует, вмешивается, помогает.

Это образование и медиаграмотность — не в формате «интернет — это опасно, держитесь подальше», а в формате «вот как устроен этот мир, вот какие в нём риски, вот как их распознавать, вот что делать, если что-то пошло не так, вот к кому обращаться». Язык для разговора о сложных темах. Навыки критического мышления. Понимание того, как работают манипуляции.

Это поддержка семей и работа с теми ситуациями, где семья сама является источником проблемы. Социальные службы, которые способны вмешаться. Психологическая помощь, которая доступна. Пространства, где ребёнок может получить поддержку, если дома её нет.

Ничего из этого не помещается в красивый заголовок «принят закон о защите детей». Всё это — долгая, сложная, системная работа, результаты которой видны не через месяц и не через год. Но именно эта работа создаёт настоящую безопасность. Не безопасность турникетов и табличек — безопасность среды, в которой можно жить.

Возвращаясь к празднику

Если вернуться к картинке детского праздника, с которой мы начали, то настоящая защита выглядит так:

Взрослые, которые умеют вмешиваться, видят, когда что-то идёт не так, и реагируют — не истерично, не паникуя, но твёрдо и вовремя.

Правила, которые делают нарушителю дорого и опасно. Которые работают против того, кто причиняет вред, а не против всех подряд.

Дизайн пространства, в котором неприятному персонажу некомфортно. Где нормы поведения понятны, где сообщество способно себя регулировать, где помощь доступна.

И честный разговор, который даёт детям язык и опору. Когда мы не делаем вид, что рисков не существует, но и не запугиваем до паралича, учим думать, оценивать, принимать решения, а не делать вид, что подчиняются запретам, которые просто будут обходить.

Это сложнее, чем повесить табличку. Это не помещается в пресс-релиз. Это требует думать о людях как о людях, а не как о проблеме, которую нужно администрировать.

Но только это и работает.

Всё остальное — имитация заботы. Политический театр, в котором роль защищённых играют те, кого на самом деле лишают доступа к миру.

Праздник, на который детям нельзя.

Источники

• Australian Government — Social Media Minimum Age: Fact sheet — официальный документ: порог 16+, дата вступления в силу 10 декабря 2025, требования к платформам.
• eSafety Commissioner — Social media age restrictions — разъяснения австралийского регулятора о режиме ограничений.
• Reuters — Reddit files lawsuit against Australia’s social media ban — судебный иск Reddit, вопросы приватности и свободы коммуникации.
• AP News — Reddit challenges Australia’s under-16 law — анализ последствий, включая миграцию подростков на менее известные платформы.
• Le Monde — France requires parental consent for under-15s — французский закон о родительском согласии.
• UK Government — Online Safety Act — официальный обзор британского закона и обязанностей платформ.
• Ofcom — Age checks to protect children online — требования к проверке возраста в британской модели.
• Legislation.gov.uk — Digital Economy Act 2017, Part 3 — исходный текст закона о возрастной верификации для порнографии.
• UK Parliament briefing — Online pornography: age verification — анализ того, почему механизм так и не был введён в действие.
• Ofcom — A third of children have false social media age of 18+ — исследование о массовом обходе возрастных ограничений.
• ICO — Age Appropriate Design Code — британский кодекс дизайна, ориентированного на безопасность детей.
• FTC — COPPA Rule — американский закон о защите детских данных.
• ABC News — Japan raises age of consent from 13 to 16 — реформа возраста согласия в Японии.